Равиль Каримов. Роман, есть у вас такие композиторы, от которых замирает сердце, и которых вы играете много лет, и при этом они не надоедают.
Роман Зорькин. Наиболее у меня замирает сердце от тех композиторов, которых я не могу сыграть на гитаре. Конечно, ничего сверхъестественного я не назову: Шопен, Рахманинов, Бах, Моцарт. Ну, если о сердце говорить, то это наверное Шопен. Если же говорить о тех, которых я играю именно на гитаре, то речь будет идти, скорее, о некоторых произведениях, например что-то из Барриоса. Допустим Шоро – Саудад. От этого произведения у меня действительно замирает сердце. Ещё мне нравится Дьенс. Не так давно, пару лет назад послушал, мне очень нравится «Этюд» Антипова, что то в нём такое тоже. Я не успел его ещё выучить, времени не было, но я обязательно сделаю. Там гитара звучит вообще удивительно, не знаю, как сказать, я такую музыку даже не слышал. Я вообще думал сначала – что можно нового создать, уже всё почти придумано. Причём не в рамках гармонически там Бог знает чего, а в логических рамках. И вот этот Этюд меня почему-то прямо так зацепил, мне, кстати, очень нравится, как он его играет, хотя недавно Сергей Урюпин выкладывал, тоже очень хорошо. Также мне нравится шведский музыкант Иоханнес Мёллер. Он молодой, у него есть несколько его авторских альбомов. Очень классная музыка.
Дмитрий Соколов. С индийским уклоном?
Роман Зорькин. Да, у него есть и с индийским, но у него своё лицо, уникальное. Мне вообще нравятся такие творцы, которые всё сами делают. Сейчас их стало появляться всё больше, если говорить пор классическую гитару. Ну вот то, что сам я играл, и то, что каждый раз меня впечатляет, это Барриос, и внезапно вот вчера я на бис играл одну штуку, итальянский гитарист Маурицио Колонна. Очень простая мелодия, не знаю, чем, но очень впечатлила. Невероятно трогательная.
Но больше, конечно, пианисты! Есть одна запись Гилельса из зала консерватории, он там играет Бах – Зилотти Прелюдию. Не знаю, почему именно она на меня производит огромное впечатление. И Григ в его же исполнении, одна из последних записей Гилельса. Гилельс вообще, наверное, мой номер один из музыкантов. Хотя, не люблю эти «номера», просто скажу, что по-особенному отношусь именно к этому музыканту. Про него многое читал, узнавал, он, конечно, и по-человечески импонирует. Такая цельная личность была, потрясающая совершенно. Я слушал его последнюю пластинку, такая любовь в неё вложена! И пьесы в общем-то несложные, но сыгранно так, что на тебя льётся что-то совершенно необычное, даже с диска. Вот, к сожалению, я лишён возможности сам играть эту музыку. От этого иногда бывает грустно, потому что, конечно, очень бы хотелось попробовать самому.
Дмитрий Соколов. А в плане ваших занятий есть какая система, что бы Вы посоветовали?
Роман Зорькин. Знаете, я много занимался, когда учился, но теперь я уже понимаю, что наверное не нужно на самом деле столько часов за этим проводить. Потому что мне толком никто ничего не подсказывал, я сам… методом проб и ошибок. И сейчас студентам своим говорю, что примерно 3-4 часа на день распределить. Из которых час на технику, все эти упражнения этюды, сложные вещи. Оставшиеся два или три часа на репертуар, который тоже лучше разделить на такие подкатегории. Например, один час работаем над материалом, который будет на ближайшем зачёте, экзамене. Второй час на повтор и шлифовку старого. Или, например: понедельник — час техники и два часа работы над актуальным репертуаром. Вторник — час техники и два часа работы над старым репертуаром. И я считаю, не нужно это по много часов долбить, потому что надо успевать жить, успевать ещё быть человеком, нормальным! Это важно! А для этого всего требуется время. Надо успевать читать хорошие книги, слушать хорошую музыку, гулять, двигаться, жить, радоваться жизни! Грустить! Потому что, в конечном итоге, музыкант, на мой взгляд, должен из себя представлять в первую очередь личность! Которая наполнена чем-то важным, и ему было что рассказать. Иначе неизбежно наступает такой момент: люди в молодости штурмуют технику, всё вроде получается. Но не развивается другая сторона — человеческая. И получается, что до какого-то момента, скажем там, до 35 ну или до 30 лет человек овладевает каким-то там набором средств выразительности. Овладел! У него уже есть что-то такое за плечами. Возможно он выиграл двадцать конкурсов, тридцать, сорок, не важно. Сейчас это уже потеряло по-моему…
Но дальше ещё впереди вся жизнь, а у него это внутреннее наполнение, которое должно было параллельно развиваться, оно не развивалось. В итоге получается, к какому-то моменту он либо всё сыграл, либо почти всё сыграл. Сейчас же очень всё помолодело, очень легко можно видеть 18 -20 летнего исполнителя, который уже сыграл всё, что можно из гитарного репертуара. Ещё и записал. Уже всё! А человеку 20 лет. Что дальше? Это же судьба многих одарённых ЦМШ, десятилетка, когда из них выжаты все соки. Были примеры на моих глазах, одарённый пианист, он вообще бросил потому, что он к 20 был выжат, что называется. Всё из него вытряхнуто, он эту музыку вообще не может переносить. Это как растение, которое ускоренно растили, впихивали в него удобрение, выросло, но всё перегорело. Ведь ещё должен быть естественный рост, внутренний, который невозможно стимулировать. Можно стимулировать технический рост, человек в 15 лет может играть многое, но он не может чувствовать это в 15 лет, как в 30 — 40 лет. Бывают, конечно, отдельные люди, Кисин, например, был из таких… Гилельс. Но их очень немного, и не всегда дальнейшая судьба таких людей гладка, ведь это насилие над психикой. Человек ведь должен развиваться органично. К примеру, дерево должно расти пять лет, пускай оно растёт пять лет. Форсирование ни к чему хорошему не приводит, в итоге зачастую человек приходит к тому, что, не развивая себя как личность, рискует к 30 годам стать роботом, выполняющим заученный набор движений. И такая симуляция как бы музыкальности, которой на самом деле нету. Иллюзия того, что человек музицирует, у нас много таких примеров, очень много внешнего стало в связи с этим, (картинно воздевает очи) какие-то такие гримасы, потому что надо же чем-то заполнить то, чего внутри нету, нужно компенсировать. Значит надо агрессивно заполнять. Порой это приводит к тому, что некоторые пианистки играют уже почти голые. Приходится же чем-то заполнять отсутствие содержания, ведь правда!
И вот, возвращаясь к занятиям, я своих студентов призываю, чтобы гитара была примерно 3-4 часа, остальное время должно быть заполнено другим. Чем-то развивающим, существующим параллельно с гитарным тренингом, иначе это превращается не понятно во что.
Плюс, ещё нужно учитывать, что у нас сейчас примерно 50 процентов ходового репертуара — это музыка, которая уже очень устарела по нынешним реалиям. На дворе 2021, ну какой молодой человек сейчас будет получать искреннее удовольствие от Сора? От его, скажем, «Дивертисментов»? Во-первых, человек вообще может не знать, что такое Дивертисмент, или о чём идёт речь. Молодые студенты: 15-16 лет, они живут уже совсем другой жизнью. Поколение ребят, которые приходят наполненные другими идеями, другими смыслами, и для них музыка Джулиани — всегда скучища. Потому что для них это давно всё ушло, им это совершенно не близко. Для них нужно рассказать, о чём эти Карулли и вообще все эти пьесы, потому что для большинства людей это не резонирует никак. Не актуальная музыка для них, это не звучит в ушах. Если, для примера, взять народников советских лет 60-х 70-х, вот эти песни, на которые, ну допустим, Цыганков писал свои обработки, это было актуально, это звучало повсюду. «По муромской дорожке», все легко и непринуждённо могли хотя бы куплет спеть. Сейчас уже нет. Даже когда я учился, мы ещё хоть что-то пели, ну хоть русский рок, просто взять гитарку и что-то такое брякать, напевать. Сейчас этого нету, этим не занимаются. Я вот спрашиваю, вы хоть что-то? А они: да, а зачем? То есть сейчас даже мысли не возникает, что такой досуг возможен. Существует огромный разрыв, ведь нужно какую-то связь провести, между этой музейной музыкой и сегодняшним поколением, которое вообще никак, никаким образом с ней уже не связана. Это прошлое, дворянская культура. Кстати, семиструнки это тоже касается, Руднев как-то об этом говорил, и я соглашусь. Семиструнка — это образ жизни. Например, какой-то помещик, хорошо покушав на знатном обеде, говорил потом: » – Савелий, тащи гитару!» И вот, он человек, который хорошо живёт, брал гитару и совершенно в кайф играл на ней. Не пытаясь никому ничего доказывать, а просто находя своё что-то. И как только это утерялось, утерялось и всё остальное. И занятия тут должны быть очень серьёзные, в первую очередь личностное, внутреннее изучение этой истории, чтобы понимать контекст, а то получается, что мы просто зубрим что-то, что мы совершенно не понимаем, то, что совершено не резонирует. Поэтому очень много детей, студентов, которые отказываются от этой музыки. Она хорошая! Они просто не знают ключ к ней, а ещё на конкурсах хочешь-не хочешь, надо. А в итоге такое отторжение происходит. Нужно искать подход, нужно искать связь с современностью.
Я в своё время много времени провёл с Вениамином Борисовичем Смеховым на гастролях. И он мне подарил диск, там он рассказывал про Таганку, где он работал во времена самого её расцвета. Любимов всё время говорил: – Почему Чехова не получается играть? А потому что никто не живёт уже так, вы хотите сыграть людей, о которых вы не имеете никакого представления. Вы пытаетесь дворянские какие-то будни изобразить, а нет давно уже этих людей, этой страны. Вы о них не имеете никакого представления. Вот поэтому и не получается, произошёл разрыв. И у нас тоже самое. Вот мне говорят: – ХIХ век, музыка скучная. Потому и скучная, что неправильный к ней подход. Она на самом деле очень жизнерадостная, очень энергичная и при грамотной подаче вполне может звучать. Вот, кстати, чешский гитарист – Павел Штайдл, он как раз мастер миниатюры именно ХIХ века. Сонаты Паганини, Каприсы Леньяни это самый ходовой его репертуар, и он очень классно передаёт то, что должно содержаться в этой музыке. А у нас почему-то считают, что это должно быть под метроном, какие-то клише работают странные, и в итоге она мертвеет.
В общем, если подытожить, то хороший музыкант, как и хороший актёр, должен представлять из себя личность, которой есть что сказать. А для того, чтобы ему было что сказать, он должен это пережить. Хотя бы на уровне сопереживания, потому что, конечно, я не желаю никому переживать личную потерю. Но я заметил, что впечатлительность у людей сейчас на таком низком уровне находится. Потому что у нас постоянно какой-то треш в новостях, мы уже не удивляемся практически ничему. Если лет сорок назад многие вещи трудно себе представить, то сейчас этот шквал, идущий из СМИ, уже притупляет восприятие, ничто не радует, ничто не впечатляет. Очень многих уже ничто не трогает. Студентам я говорю, что вы должны пережить что-то такое, хотя бы на уровне того, чтобы посмотреть кино и рыдать. Научиться сопереживать, хотя бы раз в жизни он должен испытать это состояние. Пусть лучше это будет через фильм, чем в жизни. Найдите настоящий фильм со сложным сюжетом, пропустите это через себя. Но вы обязательно должны испытать это ощущение, эмоционального выплеска. Если вы никогда не переживали это, невозможно потом на инструменте создать что-либо.
Не знаю, может быть я такой впечатлительный, но мне иногда сложно слушать некоторых вокалистов. Я думаю, как он это поёт, это же обрыдаться просто можно, понятно конечно, что их этому учат, но это такой накал эмоций. И я говорю студентам, что вы обязательно должны это почувствовать! Развивайте себя, затрагивайте, чтобы была реакция, чтобы вы прочувствовали, каково это. И лучше, конечно, пусть это будет с помощью искусства, чем, не дай Бог, плохое событие в жизни.
Равиль Каримов. Небезопасно это может быть, вот, Гилельс сравнительно рано ушёл, Мирон Полякин, слышали его? Напряжение просто невероятное в его игре.
Роман Зорькин. Я согласен, конечно, но с другой стороны, а как тогда? Ведь невозможно же передавать какие-то вещи будучи в стороне. Тут если хочешь совсем уберечься, то наверное с этой профессией сложно будет.
Равиль Каримов. Да, я понимаю. Была даже такая шутка, мой друг Вася Антипов как-то позвонил и прислал видео, там на нём парень играет, гитарист. Вася эмоционально так говорит: – Ведь огромный талант, это просто видно, яркий, харизматичный. А играет как-то деланно, вычурно и, по-большому счёту, скучно, жвачка такая то, набор подражательных штампов. Почему!?? Ведь всё дано! А я просто знаю ситуацию, человек из обеспеченной семьи, всегда как сыр в масле. И я говорю: — Знаешь Василий, ему бы на пару лет в армию, настоящую такую, с дедовщиной. И после этого, если бы благополучно прошёл, он бы играл бы совсем по-другому.
Роман Зорькин. Да, такой удивительный парадокс, мы люди всегда стремимся к максимальному комфорту. А его же в такой степени раньше не было, ведь до середины ХХ века во многих городах, даже европейских, бытовые условия у большинства были сильно хуже, чем сейчас. Ведь сейчас в этом смысле время уникальное, медицины такой раньше не было, огромное количество удобств придумано для человека. Ещё и свобода говорить, думать. И вот, наелись, напились, вроде мечты сбылись, казалось бы, теперь ждёшь чего-то! А по сути ничего, смотришь сейчас на что люди тратят время, обсуждают по большей части надуманные, выеденные из яйца вещи. А ведь наше время, несмотря ни на что, (если, например, сравнить даже, скажем, с тем, что было 60 лет назад), сейчас мы живём гораздо лучше. Любая информация доступна, свободного времени достаточно, подавляющее большинство из нас сыто.
Поэтому, на мой взгляд, музыканты, если мы не хотим исчезнуть, быть замененными кнопочкой на плеере (а к этому сейчас движется, в Японии уже пробуют электронного дирижёра). Это будет существовать до тех пор, пока музыканты будут представлять из себя что-то настоящее. В этом, кстати говоря, несмотря ни на что, мне кажется, отличается наша страна, есть в наших людях какая-то творческая жилка, отсутствие зашоренности, нестандартность мышления. В общем, будущее за теми музыкантами, которые будут людьми, будут способны видеть красоту и разнообразие этого мира, сохранятся как личности. А те, кто просто просидел десять лет за инструментом, это не интересно.
Для меня лично таким эталоном, недосягаемым нравственным примером всегда был Эмиль Гилельс. Столько эпизодов в его биографии, вот, например, когда война началась, Эмиль Гилельс пошёл и записался в ополчение. Его, конечно, потом оттуда забрали, но ведь ему и в голову не пришло, что я звезда, меня беречь надо и т.д. А его способность отстаивать своё мнение даже перед первыми лицами страны. Я вот думаю, ну кто даже сейчас способен президенту возразить лицом к лицу. А тогда ведь другие степени риска были. Причём Гилельс , когда считал это правильным, мог пойти наперекор не только первому лицу, но и общественному мнению (что может быть в чём-то даже и сложнее). Например, когда вопреки огромному давлению общественности дали премию Григорию Соколову, а не американцу, как многим тогда хотелось, началась настоящая травля, просто вплоть до того, что даже бросались на улице на него. В плане совести, внутреннего стержня, Гилельс для меня совершенно отдельно стоит. Он не сломался, и никто не мог принудить его, заставить поступить не по совести.
Хотя сейчас всё как-то скукожилось в этом смысле. Если ты так поступаешь, на тебя часто как на дурака смотрят – зачем тебе это надо, живи ты потихонечку, деньги капают. Лезешь там куда-то, что-то доказывать, зачем это? Иногда некоторым даже смешно, многие слова, смыслы обесценились. По-видимому эти слова слишком часто говорили не те люди и не в той ситуации. Вспомнилось интервью с одним артистом, который рассказывал об эпизоде с Зиновием Гердтом. Там была ситуация, когда одного артиста травили, и Зиновий Ефимович удивлённо так говорит: – Как же они так могут поступать, ведь им после этого руки не подадут! Причём сейчас уже выглядит наивно, а ведь тогда серьёзно говорилось, и люди так жили. Было поколение, для которого это важно, и действительно было ведь понятие чести.
И знаете, несмотря ни на что, всё же хочется верить в хорошее. Для меня важно, что вот уже не в первый раз в Петербурге, в этом зале, где многие люди, которые меня полюбили. Мне очень дорого их отношение…
На этой оптимистичной ноте мы решили завершить интервью, пожелав всем нашим читателям работать над собой, развиваться, и даже если кто-то из вас и не станет известным музыкантом, то стремление к тому чтобы быть человеком, личностью, обязательно!
